Афганистан: Ретроспектива впечатлений неучасника

Конец 70-х. Введение.

Всех переполняет гордость за Союз – покажем „кузькину мать” коварным янки! Молодые офицеры массово подают рапорты о направлении в „ограниченый контингент советских войск в Афганистане”.

Курсанты-одногодки не дождутся окончания учёбы. В газетах – фотоиллюстрации помощи братскому афганскому народу.

„Десантники обустраивают детский садик”, „Десантники высаживают молодые деревца”, „Десантники раздают одежду, пищу обездоленным”. . .

По вечерам, в перерывах между музыкальными программами, „враждебные голоса” подают несколько другую информацию: „народное сопротивление, партизанская борьба, потери агрессора, многочисленные жертвы, среди мирных афганцев. . . ”

Закрадываются первые неуверенные сомнения.

Начало 80-х.

После института работаем в Узбекистане – практически прифронтовая территория со всей наглядностью.

Во время пребывания в Ташкенте впервые поражает непомерное количество искалеченных в районе аэродрома, как в форме, так и без. На каждом шагу патрули. Неподалёку от здания аэропорта специальный сектор под охраной.

Постоянно подъезжают тентованые грузовики, выстраиваются колонны с огромными вещевыми мешками и исчезают за ограждением. Обращаешь внимание на отсутствие азиатских лиц – части боеспособны.

В отпуске, за кружкой в „Прохладе” на вопрос друзей рассказывал увиденное. Реагировали неоднозначно, что в конечном итоге было типичным для первой половины 80-х.

Вторая половина открыла глаза тем, кто хотел увидеть, и те, кто имели ум, – поняли.

На исходе 80-х появилась возможность получать „неформальную” прессу из Прибалтики. Если Украина и в дальнейшем находилась в статусе соцзаповедника, то в России, особенно в Москве и Питере, гласность сделала своё дело.

Всё более вырисовывалась аналогия с вьетнамской авантюрой Штатов и неотвратимостью её плачевного завершения.

Партизанские действия во всех странах порождали карательные ответы со стороны военных. Слепая месть за погибших сослуживцев собирает жертв без разбора – женщины, дети или старые и немощные. Мы почувствовали, что по своим последствиям фактически нет разницы между сожжённой Сонгми в тропических джунглях, безимянными горными аулами или полесскими Корюковками и Хатынями.

Конец 80-х. Выведение.

Ветераны-офицеры по возвращении срывали с кителей боевые награды (не у нас, в России). Искалеченные и психически неустойчивые солдатики или спивались, или переносили приобретённый опыт в мирные условия.

А наш ветеранский землячёк, депутат последнего союзного съезда, как будто сумасбродный, бросался на Андрея Сахарова – тогдашнее олицетворение гражданской совести Союза.

И если в России в начале 90-х более-менее выяснили, что это было, то у нас, в Украине, откровенный разговор на „афганскую” тему так и не состоялся.

Возможно потому всё откровеннее становится тенденция отождествления событий Великой Отечественной и афганской воен, особенно по своей ритуальности и атрибутике. Ещё несколько лет – и действующими лицами дней Победы будут исключительно „афганцы” (с полевыми кухнями, фронтовыми ста граммами и свечами народной пам’яти).

Вспоминаю, как категорически против этого выступал мой отец – офицер, фронтовик, пехотинец. Это его, искреннего защитника Сталина, оценка:”Бездарное, позорное поражение! Если начали – во чтобы то ни стало нужно было побеждать”. И он имел на это право. . .

Недавно на поминальном обеде памяти друга один из прежних однокурсников, ветеран-„афганец”, уже после первой экзальтировано засучивал рукава – „И у меня руки по локти в крови!”. „Афган” болит в его душе.

Увеличить

Увеличить