Только когда не стало Сталина...

В день чествования жертв политических репрессий большинство людей вспоминают в первую очередь большой террор 1937-1938 гг., когда жертвами насилия в СССР стали 1,7 млн человек (из них 700 тысяч было расстреляно).

Между тем советский коммунистический режим держался почти исключительно на репрессиях и подавлении (уничтожении) инакомыслящих.

Насилием, пусть в разных формах, пронизан весь советский период – от первого дня и до последнего.

Уже в 1919-ом, едва большевики закрепились на Черниговщине, стремительно начала разворачиваться сеть концлагерей, массово уничтожались политические оппоненты, брались заложники. Репрессивные мероприятия сопровождались невиданными пытками и настоящими реками крови – так начинался печальноизвестный «красный террор».

Вспомним только воспоминания верного ленинца В. Задонского, который так описывал увиденное в Киеве после его захвата большевиками в феврале 1919 года: «Мы вошли в город: труппы, труппы и кровь.Тогда расстреливали всех... прямо на улицах. Я сам чуть не погиб: средь бела дня меня один из наших патрулей остановил.

Я ему показал свидетельство члена Украинского Правительства, написанное языком украинским, с печатью Всеукраинского Центрального Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Но здесь же таки, по-видимому, были бы и расстреляли, – тогда же это прямо на улице делалось, – когда бы, к счастью, во втором кармане не было второго мандата – члена Совнаркома РСФСР за подписью Ильича».

Быстро закрывались все средства массовой информации (в том числе знаменитые «Черниговские губернские ведомости», «Черниговские епархиальные ведомости»), началось наступление на религию и духовенство. И если сначала обязательно подчеркивался «рабоче-крестьянский» характер образуемых советов (номинальный, понятно), то уже через каких-то десять лет, когда вся прежняя «буржуазия» была дикарским способом истреблена (кто не успел спастись в эмиграции), пришла очередь рабочих и крестьян.

Невидано жестокое трудовое законодательство 30-х годов (когда опоздание на работу становилось поводом для заключения, а прогул мог привести к расстрелу) тускнеет на фоне ужасов коллективизации, раскулачивания и Голодомора, которые свалились на долю крестьян. Классовый геноцид, который во многом напоминает арийскую теорию нацистов (в первую очередь в формах борьбы с оппонентами), принес на нашу землю страдания, которым нет аналогов в истории.

Даже волна монгольского нашествия (с карательными акциями баскаков в следующие десятилетия) много веков тому назад не идут ни в какое сравнение (особенно для Московского улуса Орды, который именно благодаря монголам и их протекции начал свой имперский путь).

Сегодня немало русских горе-историков пытаются поддавать сомнению искусственный характер Голодомора. Хотя в действительности все было куда страшнее, потому что конфискация продуктов и обрекание миллионов людей на мученическую смерть сопровождалось репрессиями на всех уровнях.

В одной лишь Ивашковке Городнянского района Черниговской области местный коммунистически комсомольский актив на рубеже 1932-1933 годов ради «выкачки» хлеба производили со своими земляками такое, что аналогии возможны разве что со временами нацистской оккупации.

Наведавшись к Афанасия Потапенко, как записано в протоколе, «при допросе детей пылающими спичками жгли детям нос и подкладывали пальцы детей под доску, давили последнюю, устраивая детям пытки». Татьяну Баран раздели и в одной исподней рубашке, босиком, вывели на улицу, угрожая расстрелом, если не сдаст хлеб.

Раздели также Ануфрия Могилевца, еще и прикладывали лед на голое тело, Саву Приходько подвешивали, «пылающей свечой прижигали ему пальцы и пылающими спичками прижигали тело». В другом доме закрыли двух женщин, Кулиду и Марию Могилевец, затопили печь, закрыли трубу и напустили дыму, чтобы задержанные угорели. А сами орали через двери: «Хлеб давайте, иначе удушим вас».

А когда в Рыжиках Черниговского района Черниговской области в разгар голодания (май 1933 года) на колхозном поле участились случаи ночных краж, разъяренные местные активисты устроили настоящую облаву на «классовых врагов», задержали семь молодых ребят и по-зверски забили их до смерти. Это при том, что в результате тщательных обысков немного свеклы и незначительное количество картошки нашли только у одного.

Волне террора и репрессий накатывалось одна за другой. Почти все церкви и монастыри были закрыты (разрушались тысячелетние духовные традиции, на которые ни до этого, ни после не покушался ни один враг), «передовая» молодежь облепливала газетные колонки объявлениями об отказе от своих «несознательных» родителей и родных.

Даже в годы Второй мировой войны «родная» коммунистическая власть не давала покоя несчастным людям: тактика «выжженной земли» при отступлении Красной Армии оставляла людей под враждебной оккупацией без средств к существованию, а через два года спецслужбы превратили освободительный сентябрь в повальную мобилизацию, когда людей десятками тысяч раз по разу посылали на верную смерть. Проводились депортации целых народов, а те, кто прошел через плен или был вывезен на работы в Германию, проходили через фильтрационные лагеря.

Не стало лучше и после смерти Сталина. Никита Хрущов дозированную критику репрессий на ХХ съезде КПСС (осуждалось лишь насилие относительно партийцев) сопровождал новой волной антирелигиозного террора, разрушая тысячи храмов и расстреливая демонстрации рабочих никоим образом не хуже, чем в «кровавое воскресенье» 9 января 1905-го. А при Брежневе непокорных режиму начали заключать в психиатрические больницы.

Мы и сегодня не можем посчитать жертв политических репрессий, поскольку правда о них тщательным образом скрывалась. О Быковне, лесе под Халявином и других местах массовых расстрелов стало известно лишь в конце 1980-х, когда от времени самих преступлений прошло более чем полвека. По оценкам исследователей, жертвами лишь сталинского режима в СССР стали от 45 до 80 миллионов людей.

Уничтожалась интеллектуальная элита, исчезали люди, состоятельные мыслить самостоятельно и критически. Их сменили приспособленцы и карьеристы, а народ вынужден был жить в атмосфере страха, лицемерия и аморальности. Хотя и сегодня кое-кто все равно ностальгирует «по Союзу».

Сергей ГОРОБЕЦЬ, Украинский институт национальной памяти