Роман Иваничук: Как стать писателем – интервью. Часть 1

Сегодня во Львове похоронили Романа Иваничука.

Как часто бывает, физическая смерть обращает внимание на духовное наследство человека.

Оно у писателя огромное.

Предлагаю вашему вниманию интервью с Романом Иваничуком о его творческой мастерской.

Разговор состоялся 24 года тому назад. 3 октября 1992 года в Чернигове, на скамейке около черниговского автовокзала.

Интервью было опубликовано в первом номере «Чернигов», дальше –«Литературный Чернигов» в 1993 году.

На этом интервью в журнале пан Роман осенью 1993 года сделал шутливую надпись, что все написанное он действительно говорил.

Но об этом  - после последней публикации.

Роман Иваничук: Как стать писателем

Если вы им, конечно, родились. Потому что по мнению автора десяти ( на 1992 год - В. С. ) исторических романов, лауреата премии имени Т. Г. Шевченко в 1985 году Романа Иваничука – писателями именно рождаются.

МЕЧТАТЬ И ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ПИСАТЕЛЕМ

- Подилитесь секретом, пане Романе, когда вы решили стать писателем?

- Это не я. За меня решил Бог. Писателем я родился. Таким как есть – небольшим и немаленьким. Сызмальства я знал, что им стану. Когда научился писать – писал произведения, записывал мысли, делал книжицы. И под каждым из своих произведений подписывался – Роман Иваничук. Мол, это не плагиат, не кто-то написал, а я.

Отец был умным человеком и видел, что  у его ребенка непоправимое горе – сын будет писать. Поэтому он направлял меня, чтобы я никогда не оступился, не запел оду тирану, потому что буду проклятым  отцом и людьми.

- А когда вы почувствовали себя писателем?

- Когда написал роман «Мальвы». Он увидел мир в 1968-ом, когда мне исполнилось 39 лет. Тогда я почувствовал себя равным между сильными молодыми писателями, потому что написал честное произведение.

ПРОСТЫЕ ТАЙНЫ РОМАНА

-А как вы начинаете роман?

-Писатель, который уважает себя и хочет иметь читателя, должен каждый роман писать иначе. Стиль остается тем же, но композиция и интрига должны меняться. Если писатель не работает  над интригой, чтобы заинтересовать читателя, то пусть лучше отложит перо, потому что его произведения не будут читать.

Когда писал «Манускрипт из улицы Руской», я всех «обманул», что нашел манускрипт. Хотя в действительности ничего не находил. Но один выдающийся историк написал мне возмущенное письмо: «Пане Романе, если вы нашли манускрипт, то его нужно нести не домой, а тем людям, которые знают, что с ним делать». Пришлось ехать к этому почтенному ученому и говорить, что никакого манускрипта я не находил – это мой писательский ход.

Также в романе  «Шрамы на скале» я все время рассказываю, как бы я написал роман о Франко. Я люблю такие писательские штучки, потому что хочу, чтобы держа книжицу, читатель не заснул над ней.

А романы начинаются из замысла, сбора материала и составления картотеки.

- Как вы пишете? Или, возможно, диктуете?

- Пишу ручкой. На машинке перепечатываю (напомню, это 1992 год - В. С). Мне нужно сделать минимум два черновика ручкой. Первый всегда сжигаю, потому что он написан никак – лишь ловлю мысль. Во втором – стилизую сделанное. Третий уже чистый. Я даю его на машинку, перечитываю, предлагаю друзьям. Позволяю им делать всевозможные замечания  на полях. Что-то из того я приму, а что-то нет. Потом перепечатываю еще раз.  Следовательно, есть уже минимум четыре варианта. А затем – пятый. Это трудоемкая работа.

Кое-кто пишет сразу, но я этого не признаю. Видно, что произведение выходит растянутым. Слово необходимо сконденсировать, потому что нужно уважать читателя. Он не должен времени сидеть над толстенными романами, где разволакиваются банальные сцены, которые возможно выразить в одной хорошей детали. Правда, для этого нужно уметь мыслить деталями.

О НАСЛАЖДЕНИИ И ПРОКЛЯТИИ

- Вы получаете наслаждение  от времени, посвященного написанию и правке своих рукописей?

- Вообще-то я не мыслю себя без той работы. Это сладкое писательское проклятие очень крепко. Кто его вкусил, тот от него уже никогда не отойдет. Я не раз об этом думал и написал в книге воспоминания: если это проклятие Бог отберет, и я не смогу уже писать, то и смысла большого жить не останется.

Я люблю и работу на огороде, и политическую в парламенте, но все это вне основной, которая происходит за рабочим столом, за творением той нереальной реальности. Читатель воспринимает ее, верит и представляет что это  - настоящее. Если удается и я слышу, что верят в созданное, то есть написанное, то большей радости, чем эта,  нет.

САМОЕ ТЯЖЕЛОЕ ДЕЛАТЬ ЧЕРНОВИК

- Есть ли у вас какой-то распорядок работы?

-У меня время очень организовано. Когда произведение уже просится в свет, никто меня не сможет  сбить из того рабочего  курса – ни приятели, ни отдых.

Встаю я рано, привожу себя в порядок и сажусь за стол. Работаю до обеда – активнейшее время для работы с восьми до первого часа. Это самый тяжелый труд, когда делается черновик. Шлифовать произведение можно после обеда, вечером – когда-либо.

Люблю сидеть  за машинкой и делать из корявого черновика определенную филигранность. Этоо уже приятный труд, когда уже и внуки могут рядом беситься. Но когда делается черновик, никто не должен мешать в это истощающее время.

- Когда вы не пишете, какая-то композиция или сюжет «варятся»?

- Довженковская баба Марусина, посылая проклятия, не прибавила одного: «Чтобы у тебя была такая работа, чтобы работал вечно, не знал от нее отдыха ни днем, ни ночью и нигде». Я часто ловлю себя на том, что  я - несчастный человек. Разговариваю с человеком и из него пишу образ. Или слышу его речь и знаю, что использую. Могу проснуться ночью: «Есть!». Тяжело подниматься и записывать это. Временами подумаю: «Утром запишу». Но утром того уже нет – забыто.

Бывают времена, когда мыслей нет. Пустота. Неприятный вакуум. Хожу как какая-то ненужная особь. Но несомненно одно – каждое произведение вынашивается, как ребенок в утробе матери. Оно должно созреть, а тогда уже просится в свет и имеет свои права и голос.

ТЯЖЕЛЕЕ ВСЕГО БЫЛО ПИСАТЬ О ФРАНКО

- Что для вас тяжелее  всего в написании романа?

- Найти в произведении линию или момент, где ты больше  самого себя. Все люди обычные. Но когда я аккумулирую всю свою интеллектуальную энергию на какой-то проблеме и должен ее раскрыть так, чтобы потом сам удивился, перечитывая: «О, какой я мудрый, что так написал». Ведь в быту, разговоре, споре такие мысли никогда не приходят, а за работой пришли. Значит они где-то есть, но нужно из себя выдобыть этот огонек. Это и является самым тяжелым моментом.

Особенно почувствовал это в «Четвертом измерении», когда  разговаривают двое больших мужей – Костомаров и  Николай Иванович Гулак. Я им не ровня, но должен был создать их такими, как они были. Поэтому осмелился сесть рядом с ними за стол, слушать, комментировать. Но это ужасно истощает. Работая над «Четвертым измерением», я откладывал перо, потому что так уставал, что думал, чтобы не случилось психического сдвига. Но когда достигаешь изображаемого героя, то потом он уже сам говорит и живет своей жизнью.

-В романе «Шрамы на скале» вы подступаете к фигуре Ивана Франко.

- И обходил его, а не писал. Франко великий, я не мог за него говорить. Это невозможно. Франко имел чрезвычайно высокий интеллект. Ему дал Бог и титанический труд. Его никто не может постичь, и потому я взял лишь одну его грань – Франко как учитель нации. И вокруг нее ходил: а как смотрит на него, например,  Леся Украинка. Я не мог похлопать Франко по плечу. Так и с Шевченко. Поэтому я выбрал форму романа, чтобы смотреть со стороны на Франко и ничего не говорить от его имени.

КОЕ-ЧТО О ВДОХНОВЕНИИ

- Вдохновение. Что это для вас?

-Это работа. Я не ожидаю вдохновения. Оно появится тогда, когда я поймал тему. Когда я задумал произведение, то знаю что делать, но не знаю как. А когда уже знаю как – это и есть момент вдохновения. Тогда ожидать нечего и я сажусь за стол. И не беда, если придется разорвать несколько страниц начала, от того я не впадаю в отчаяние. Начинаю по-другому. Тяжело, но потом пойдет.

Настоящее вдохновение - это когда ты чувствуешь приближение к Богу и понимаешь, что ты можешь. Но оно долго не длится. Писать себя нужно принуждать. Хотя когда видишь, что кони не тянут – не нужно их погонять. Следует отложить произведение, если уставший, или не знаешь следующий ход, потому что тогда выходят плохие страницы. Но роман пишется годами, и если бы я ожидал, пока придет вдохновение, то ни одного бы не написал.

ИЗБУШКА НАД ОЗЕРОМ

- Где и когда вам лучше всего работалось?

- У меня дома есть все условия для  труда. Но дом есть дом – в нем есть свой быт, который отвлекает. Ты сидишь за рабочим столом и думаешь: «Подожди, а на кухне газ выключен?» А там  - телефонный звонок. Это ужасно мешает.

Когда собран материал, из дома нужно куда-то убежать. Я пытался - в Коктебель, в дом творчества, или в Ирпинь. Но там – писатели, каждый зайдет: «Как ся маеш, Романе?» Это тоже мешает. Два раза убегал в Ислоч в Беларуси, где есть приятели-писатели. Там писалось очень хорошо. Пуща, замок в ее глубине – красиво, и комаров нет.

Но лучше всего работается в моем домике над озером возле Львова. Домик маленький – две комнатки и кухонька. Сын раз в неделю привозит еду и газеты. И главное – нет там телевизора и телефона. Есть лишь маленький радиоприемник, чтобы вечером слушать «Свободу» и того достаточно. Есть соседи, но они знают, что Иваничук работает и идти к нему не нужно. Даже ближайшие друзья не мешают. Они могут позвонить по телефону домой и приезжают, когда я передаю свое согласие.

Там я могу работать 10 часов в сутки без перерыва. В других местах мне это не удается... Я ужасно рад, что средства, которые были – отдал на тот огород, потому что это  мой второй дом – и  все условия для творческой работы.

(Продолжение следует)

Фото Ольги Швед издание zaxid. net/ и автора интервью