Судьба полицая

Будто на чужбине, прогуливались два молодые черниговчанки Галина и Татьяна по улицам родного города. Разрушенные здания, кое-где догорающие машины, раненные и изуродованные люди. И на каждом шагу – немцы.

В сентябре 1941 подруги лишь изредка осмеливались гулять по улицам Чернигова, да и то рядом с домом. А раньше любой свободный час проводили в путешествиях по цветущему родному городу.

Конечно же, на улице им было страшно и не по себе, однако это не могло остановить молодых девушек. В своем возрасте они не могли усидеть дома, да и до тех пор никогда не видели иностранцев, не слышали немецкий язык.

– О чем они говорят, Таня? – допытывалась у подруги Галя, проходя мимо нескольких немцев. В отличие от подруги, из школьного курса немецкого она запомнила только «Lass ihn leben Genosse Stalin!» («Пусть живет товарищ Сталин!») – фразу, которую учили на первом уроке немецкого.

– Вон те ищут выпивку, эти – отдых, а тот усатый, что не сводил с нас глаз, сказал другому, что лишь ради таких девушек стоит переться в такую даль, – после последних слов подруга дернула Татьяну за руку и скорее увела подальше от усатого ловеласа.

* * *

Около прежней церкви – скопление людей. Именно здесь немцы заградили территорию для пленных колючим проводом. Местные и люди из окружающих сел приходили сюда с надеждой увидеть своих родных, от которых не имели вестей из фронта. Некоторых «Иванов» немцы даже отпускали, когда кто-то приходил и говорил, что знает этого мужчину.

Грязные, худющие, в разорванной одежде или с перемотанной головой стояли эти вчерашние рабочие и крестьяне под проводом, без надежды на спасение.

– Галя, Галя, – вдруг услышали подруги из-за провода. Один из пленных, не сводя глаз, смотрел именно на них и жестами звал подойти. Галя силилась узнать в этом грязном наборе костей что-то знакомое, но напрасно. – Неужели не узнаешь? Это же я, Тит.

– Тит?! – ойкнула удивления девушка. Вместо того могучего красавца Тита, грузчика из пекарни, который снимал жилье в доме ее отца, за проводом стояло привидение, почти не человек, а полумертвец.

Мужчина умолял девушку, чтобы попробовала его освободить. Для этого, мол, следует подойти к охраннику и сказать, что она знает пленного и просит отпустить его с ней. Девушки так и сделали. Татьяна на ломанном немецком объяснила суть дела.

– Через час у нас обед, – сказал немец, – и если такие красивые фройляйн принесут мне немного шнапса, а пленному гражданскую одежду, может, что-то и удастся.

Как сумасшедшие, девушки побежали искать нужное и очень быстро его нашли. Немец вывел Тита из-за провода, повел в развалившуюся церковь и велел переодеваться. Потом охранник нашел рядом кусок поповской рясы, завернул в нее Титову военную форму и протянул владельцу.

– Бери, Иван, – сказал немец. – Она тебе еще понадобится.

* * *

– Ну кто так ест? – отчитывала младшую сестру 11-летняя Паша. – Быстрее все в рот, потому что до вечера в нем и маковой росинки не будет.

Почти силой затолкла младшей Гале остатки коржей из гнилого картофеля. Та выкручивалась и тогда Паша быстро, почти не жуя, проглотила их сама и пошла смотреть, как там в доме самая маленькая, полуторагодовалая Надя. Еще до войны, когда забрали в колхоз их единственную кормилицу пятнистую корову Лиску, с питанием в семье было не до шуток. Когда же в село пришел враг, коржи из гнилого картофеля стали в их доме постоянной едой.

«Повесили их на меня», – бормотала себе под нос недовольная Паша, слыша за забором детский смех, где соседские дети играли в «мячик» (несколько скрученных и связанных тряпок), и куда ее нестерпимо тянуло, но необходимо присматривать за младшими, потому что мать постоянно была где-то на подработках.

– Так и знала: опять ее мыть нужно, – жаловалась девочка, вытягивая сестру из колыбели, которая висела посреди малюсенького дома. Понесла ее в садок. Водоем размещался под самим пригорком, где стоял дом: пригорок, садок, болото и лес. Быстро ополоснула младенца в воде, вытерла платком, положила в люльку и раскачала ее посильнее, чтобы дольше не останавливалась, а сама – скорее к друзьям. Однако в калитке столкнулась со знакомой женщиной.

– Где ваша мать, девочки? – поинтересовалась та у сестер.

– Не знаем, – ответила Паша. Она хорошо знала, где мать, но научена была не сознаваться.

– Скажите, когда вернется, чтобы шла в Чернигов за отцом, потому что он сам прийти не может.

– За отцом! За отцом! – радостно закричали девочки и, забыв о мамином запрещении, побежали делиться с ней хорошей новостью.

Отца они не видели уже несколько месяцев, но со слов матери знали, что он на войне. На их многочисленные вопросы она отвечала: он скоро вернется, однако после этих слов почему-то начинала плакать. Вестей от мужа не было с самого призыва. Слышала только от знакомых, будто ее Тит вместе с другими красноармейцами под Корюковкой в немецкое окружение попал. И все.

* * *

Тит Яковлевич Плетинь был необычен не только именем. Он родился в 1904 году в селе Андреевка ныне Черниговского района. Там до сих пор проживают несколько Плетеней. Уже в 2 года Тит стал круглым сиротой, а в 5 был вынужден сам зарабатывать себе на хлеб. Именно в таком детском возрасте парень начал водить «старца» (слепого нищего) по соседним селам, где они вместе пели какие-то песни, за что получали еду, а зимой еще и место для ночевки в чьем-то хлеве.

Таким трудом за 2 года парень дошел до села Гнилуша (40 км от Андреевки, теперь Козелецкого района) и пристал на постоянную работу. 7-летнего ребенка приютила местная зажиточная семья, которая впоследствии за крышу и еду повесила на парня всю домашнюю работу и уход за малым ребенком.

Первые несколько месяцев «работодатели» испытывали парня, иногда подбрасывая на пол деньги. Тит метет дом, а под столом 5 копеек лежит. Он поднимет монету, положит на подоконник и дальше работает. Приходит воскресенье – время платы работнику. Хозяева ходят по дому, будто ища Титу копеечку.

– А позавчера около стола пятак валялся, так я его на подоконник положил, – говорит парень.

– Вот и хорошо, бери его себе, как плату, – отвечает хозяин.

Такое было несколько раз. Как-то, во время подметания, парень увидел на полу 5 рублей. И с этим богатством он сделал, как всегда: положил на подоконник. С того времени Тита больше не проверяли, а оставляли на него ребенка и дом даже на несколько суток.

После освобождения из службы у гнилуских панов парень решил вернуться в Андреевку, но, не дойдя нескольких километров, пристал на работу к деду с бабой в селе Жеведь. Тит настолько умело делал любую работу, настолько послушным и ответственным был, что старики, которые собственных детей не имели, парня усыновили.

Любовь к парню стал и причиной недоразумений между супругами. Дело в том, что и у деда, и у бабы были молодые племянницы, и каждый из стариков стремился отдать свою именно за Тита. Развязал ситуацию сам парень, который выбрал бабину племянницу, младшую его на 3 года.

Молодые быстро дали продолжение своему роду. Сначала, как и мечтал Тит, родился сын Алексей, потом девочки Паша и Галинка. Радость появления наследника затмила коллективизация, которой Тит на корню на воспринимал и, хотя жена умоляла, в колхоз так и не пошел.

Результат – отобранное хозяйство и приусадебный участок с огородом. Не имея возможности прокормить семью, в конце 1930-х годов Тит пошел в Чернигов (35 км от Жеведи), где устроился грузчиком на местной пекарне.

Временная разлука с семьей превратилась в вечную с самой любимейшей ее частью – сыном. Вернувшись домой со слезами боли, за ночь умер Алексей. Говорили, что ходил в лес за хворостом и впотьмах спутал веревку, на которую клал дрова, с гадюкой. . .

Войну Тит встретил на работе, откуда и был мобилизован в 56-й стрелецкий полк. В августе 1941 года попал в плен к немцам под райцентром Корюковка.

* * *

Вернувшись из плена, через несколько месяцев Тит опомнился. Способствовало тому и множество работы, которое упало на него в Жеведи, как снег на голову. В селе и поблизости было очень много раненых и убитых коней. Тит как специалист  в работе с иглой и кожей изготовлял из нее обувь и одежду. Так и семью одел, и зарабатывал деньги и еду.

В любое военное время не задействованные в боевых действиях мужчины имеют одну и ту же привычку. Какими бы верными не пытались быть женщины, но природа брала свое. За несколько месяцев одиночества, в результате пребывания мужчин на войне (а, может, уже и в том мире) они с распростертыми объятиями принимали имеющихся в селе мужжин. Не всех кряду, а какого-то одного, который наверняка был женатым.

Интересно, что из-за нехватки мужчин даже разоблачение их измены (что в селе не сложно) не приводило к разводам или большим ссорам. Часто были случаи, когда рано утром женщина приходила за своим мужем к любовнице. Говорила, мол, идем домой, огород сажать нужно и тому подобное. Не был исключением и Тит: пользовался безумным «спросом». Однако ему была по нраву статная молодая женщина по имени Одарка, которую впоследствии расстреляли за связь с партизанами.

В 1941-42 годах село кишело полицаями из местных. Неоднократно они приходили и к Титу, но он отказывался идти в их ряды. Как-то ночью к дому Плетнив пришли партизаны, которых тогда местные очень боялись, потому что за связь с ними угрожало страшное наказание. Тит о чем-то с ними пошептался, а уже на следующий день сам пошел к полицаям и согласился быть одним из них.

* * *

Полицаем Тит был больше года. Обязанности – охрана дороги в селе Андреевка, сена в селе Смолин и продовольственной базы в селах Сапонова Гута и Навози. Именно в последнем он с глазу на глаз встретился с партизанами. Сидел в здании базы, как вдруг окно разбивается и извне на подоконнике появляется пулемет. Тит не шелохнулся.

Партизаны зашли, разглядели часового, забрали его обувь и ремень, отрезали пуговицы на штанах и... отпустили. Далеко так Тит бы не дошел, поэтому зашел в ближайший дом, где после призыва мужа на фронт длительное время в одиночестве проживала женщина. Дело зладилось очень легко, и уже через некоторое время Тит шагал в достойных штанах и обуви домой в Жеведь.

Весной 1943-го в село пришли партизаны и Тит сразу же стал к оружию в рядах... партизанского отряда им. Чапаева. Через полтора месяца отряд был окружен мадьярами, но Тит сумел выбраться и вернуться в Жеведь. Село еще было под оккупацией, но мужчину никто не трогал.

* * *

27 сентября 1943 года управлением НКВД УССР в Черниговской области Плетинь Тит был арестован по подозрению в совершении преступления по ст. 54-И «б» (измена Родине) Уголовного кодекса УССР.

Его дело рассматривалось 7 месяцев – слишком долго для людей «мелкого калибра». А 20 апреля 1944 года приговором военного трибунала НКВД Тит был осужден к 15 годам каторжных работ.

Зря бежала в Чернигов его жена. А когда узнала, что не успела, только и сказала: «Тит, почему же ты им не рассказал?». Зря сам обвиняемый зачем-то требовал допросить партизан из отряда Чапаева и постоянно повторял истории о своем «трудоустройстве» к полицаям и о встрече с партизанами как фашистского наймита.

Из задержанных вместе с Титом полицаев большинство получили по 25 лет и по завершении срока вернулись домой. Тита же после приговора больше никто из знакомых не видел. Поговаривали только, что он был направлен в штрафной батальон.

Увеличить

На фото – семья Плетинь во второй половине 1930-х годов

Увеличить

Семья Плетинь во второй половине 1930-х

Увеличить