Леонід Терехович: Російські вірші. Вибране

Є люди, які без жодного вагання і роздумів кидаються на допомогу тим, хто потрапив у біду.

Не тільки у своїй душі, а й у кожній жилці вони мають чутливі центри, що одразу ж реагують на перший-ліпший сигнал неблагополуччя.

Такий і Леонід Терехович. Докотилася до нього вістка про трагедію в Грузії навесні 1989 року, і його перо вивело болючі слова: «Нам лишь преподали урок демократии – дубинками по голове!»

Серце поета відгукувалося на кожну подію в країні, воно, як мембрана, здригалося від найтихішого голосу лиха. Отож, без сумніву говоримо: він був справжнім поетом...

В Інтернеті вже є публікації поезій Тереховича, статей про нього. Той, хто цікавиться цим чесним і самовідданим борцем за справедливість, познайомився з ними.

Але вони – то твори, написані в кінці життя, після нашої розмови, коли я переконав Леоніда писати рідною мовою. А починав він і майже все життя творив російською.

Пригадую, десь на початку 70-х років минулого століття мене викликав полковник КДБ Полікарпов. Він розпитував про Василя Стуса, з яким ми були на семінарі в Одесі 1963 року. А потім несподівано назвав прізвище Тереховича.

Але на той час це прізвище було мені незнайомим, а вірш «Задолизы» я прочитав тільки недавно. Вірш жорсткий, грубуватий, але це – крик душі. Остання строфа вражає до глибини серця:

А над Россией потрясённой,
Поникнув с горя и тоски,
Висят багровые знамёна,
Как слизанные языки!

«Вверху ЦК, внизу з/к, а посерёдке масса – ни рыба, ни мясо...»

Ці вбивчі вірші продиктовані великою синівською любов'ю до Вітчизни, її знедолених людей. І тому я не зважаю на лайливість, зневагу до своїх одноплемінників. В той час я підписався б під цим віршем. Сьогодні ж чомусь здається, що і на болючі теми треба писати інакше.

Леонід Терехович був чесним, щирим і справжнім патріотом країни. З відкритим забралом він ішов на мур, який називався Союзом Радянських Соціалістичних Республік. Бо в його душі палало серце Данко, його кликало оте давнє горьківське: „Что я сделаю для людей?”

Все коротке життя він ніс у душі жертовність і згорів у вогні любові до людей.

Можливо, тільки в кінці шляху, доторкнувшись до рідного слова, розбудивши свої гени, в яких і часточка його діда Якима Тереховича, розстріляного у 1931 році як близького до Спілки Визволення України, він знайшов самого себе.

Та, на жаль, знесилений безплідною боротьбою, поневіряннями, він передчасно згас.

Тепер, коли опубліковані і його російські вірші, образ Леоніда Тереховича, стане чіткішим і яскравішим.

Дізнатися більше про ЛеонідаТереховича та прочитати відомі вірші поета можна за цією адресою.

У нас уже привычку взяли
вышестоящему лизать…
Десятилетьями лизали
грузинский волосатый зад.
Уж так вылизывали Йосю,
и так он к этому привык,
что задавал нещадно чосу
когда шершавился язык!
Для полноценного служенья
до идеального скольженья
отшлифовались языки
об сталинские кизяки…
Хоть и помучились изрядно,
зато ж и получилось складно!
Полегче стало при Никите, –
задок и мягче, и жирней…
Сумей лишь вовремя смикитить
да половчей лизнуть сумей!
И удивляли всю планету,
показывая простоту.
До блеска зализали… эту…
А оказалось, что не ту…
Но ожила привычка прежняя,
Никиты нет – взялись за Брежнева,
ведь если попросту сказать:
не всё ль равно – кому лизать?
От удовольствия мыча
(высокой чести удостоились!),
теперь удобненько устроились
у ляжек нео-Ильича,
и толстых ягодиц сервизы
облизывают задолизы…
При этом бредят коммунизмом
и по инерции крестят
страну никчёмных задолизов
страной рабочих и крестьян.
А над Россией потрясённой,
поникнув с горя и тоски,
висят багровые знамёна,
как слизанные языки! (1971)

Цей, і кілька віршів нижче, згадуються у вироку суду 1972р.

Если гром гремит,
если буря ревёт,
и дорога становится всё трудней,
и пугаются люди идти вперёд, –
что я сделаю для людей?
Если чёрная пропасть
бед и страданья
ждёт впереди,
загорится ль
бессмертное сердце Данко
в моей груди?..
Я не знаю,
смогу ли на это ответить
когда нибудь…
Я не знаю,
моё ли сердце осветит
трудный путь…
Но если трусость
осилит меня,
и я отрекусь от подвига,
вырву сердце,
в котором не будет огня,
и брошу его
людям под ноги! (1967)

Его назвали Генеральным,
знать, назовут и гениальным,
но всё ж, как истый демократ,
он просторечью был бы рад.
Мечтает он о самой малости:
лишь только бы всегда, во всём,
без всяческой официальности
именоваться – Ильичём! (1971)

В верху ЦК,
внизу з/к,
а посерёдке масса –
ни рыба, ни мясо… (1971)

Что “Свободу” глушат,
мы к этому привычны,
не вернее было бы
опустить кавычки… (1971)

Как будто бы идёт облава,
куда ни сунься – слева, справа,
трубит воинственная спесь
одно и тоже: слава,слава
да здравствует КПСС!
Настырная до отвращенья,
сознанье забивает нам
реклама – самовосхваленье,
постыднейшая из реклам.
И вой хвалебный так назойлив,
невольно думаеться: ой ли?
Такая громкая реклама
нужна лишь для гнилого хлама.
Порой невмоготу молчать,
со злостью брякнешь:
“Эй, товарищ,
чем, рекламируя,кричать,
взгляни-ка:
не с гнильцой товарец?” (1971)

Через долгие года
в коммунизм идёт Балда,
хоть движенье у Балды –
и ни туды, и ни сюды…
Нагрузили на Балду
лом, лопату, кувалду,
ведь Балде без кувалды –
и ни туды, и ни сюды…
И в жару, и в холода
он построит города,
много дела у Балды:
он – и туды, он – и сюды…
Шиш получит – не беда:
Он – сознательный Балда,
хоть без денег для Балды –
и ни туды, и ни сюды…
Не обидели Балду:
он повсюду на виду,
не балда же наш Балда:
он у нас – герой труда! (1967)

Напрасно правды не ищи, –
она упрятана надёжно,
и откровенья не найдёшь ты,
лишь попадёшь, как кур во щи.
И ничего нельзя исправить,
не высказать начистоту:
у нас научены из правды
искусно делать “клевету”.
Всепоглощающий содом,
что силой держится неправой,
грозит жестокою расправой,
грозит неправедным судом…
Как страшен перечень потерь!
Но ты, хранящий искру божью,
не убаюкивайся ложью
и злобным выпадам не верь! (1972)

Опять мне дело замутили,
сосватали на пару лет…
Опять тюремные мотивы
размыли песенный куплет…
Былая радость в грусти тонет.
Я песню оборвал свою.
Мычу от боли –
не пою, –
и всё нутро
утробно стонет. (12.12.88)

Меня укусили. Предательски. Больно.
Что ж удивляться – закон бытия…
Стал я доверчив. Забылся невольно.
Поверил собаке: она же – своя!
…Ещё моя кровь у неё на зубах,
а смотрит невинно, хвостом виляет…
Остерегайтесь своих собак!
Больно, когда чересчур доверяют. (12.12.88)

Жизнь бьёт ключом,
и нипочём
не предсказать её ударов,
хоть весь поток и заключён
в глухой бетон резервуаров.
Несёт меня круговорот
по угловатым стенам камер…
Пытаюсь вырваться вперёд
и снова – головой об камень!
Кручусь с поверхностной лузгой…
А жизнь долбит, забыв усталость,
до сотрясения мозгов,
коль что-нибудь от них осталось.
И не могу, осоловев,
надеяться и возмущаться…
Жизнь бьёт ключом… (по голове!)
...ключом от запертого счастья… (13.12.88)

Не поверю на честное слово,
что мы вышли из зоны огня,
ведь все залпы тридцать седьмого
и поныне метят в меня.
Хоть в кольчуге из полувера
я покуда остался цел,
бури взвихренного полувека
палачам не сбивали прицел.
Понимаю их силы и методы
и смотрю со смиреньем вола
в пустоту со смертельными метами,
в гипнотический мрак ствола.
Он направлен мне прямо в сердце,
он стрелять мне в сердце готов,
он готов на такое ж усердье,
как в разгуле тридцатых годов.
Кто ему помешает выстрелить,
если вдруг отдадут приказ?
Что слова не заменят истины,
мы уже убеждались не раз.
Судим прошлое…
Будь оно проклято!
Будь достойно осуждено!
Ну обсудим, осудим…
А проку-то?
Не вернётся ль обратно оно?
Ведь гарантий неповторимости
и защиты от культовых бед
в их жестокой непоправимости
и поныне как будто нет…
Потому-то я снова и снова
повторяю день ото дня:
не поверю на честное слово,
что мы вышли из зоны огня! (11.01.89 г.)

Слышал –
говорили как-то два грузина:
“Эй, кацо, послушай
хочу сказать давно:
у тэбэ машына,
у мэнэ машына,
только нэт машыны у нашего Вано.
Дорогой, ты понял,
о чём вэду бэседу?..
Давай машыну купым
харошэму сосэду!”
Слышал –
говорили как-то два еврея:
“Ай, Абрам, послушай,
хочу сказать о том:
мы с тобой давно уже
в своих домах стареем,
а молодому Мойше тоже нужен дом.
Как не мы, евреи,
кто ж ему поможет?
Давайте купим домик
молодому Мойше!”
Об этом говорили земляки недолго,
и от сердца радуясь счастью своему,
уже Вано катается на блестящей “Волге”,
а Мойша обживается в собственном дому.
Поживают дружно соседи и поныне,
за добрые дела
и честь им, и хвала…
Мы же чуть иначе живём на Украине, –
слышал –
говорили как-то два хохла:
“Ой Иванэ, чуешь?
Знаю, як образу:
скилькы мы сыдилы –
аж душа болыть!
А Стэпан – зараза
не сыдив ни разу, –
трэба будэ його
якось посадыть!”
Земляки недолго об этом говорили,
как договорились –
сразу посадили.
…Чем тянуть резину,
скажем поскорее,
что “не в деньгах счастье” –
известная мораль.
Завидую грузину,
завидую еврею,
а хохла родимого
откровенно жаль…
Ой, жаль, жаль! (25.04.88)

Тбилиси
окутан смертельным мраком…
В апрельской ночи
гнетущею массой
под лязганье траков
идут палачи.
Неотвратимость железного хода.
Бессильных протестов тоска.
Как в прежние годы,
против народа
брошены в бой войска.
Уже позабыты округлые жесты,
разливы красивых речей,
и падают, падают, падают жертвы
к ногам палачей.
Потом объяснят:
не стреляли каратели
не применяли ОВ…
Нам лишь преподали урок демократии –
дубинками по голове!
В сердцах
откликается поступь грузная:
идёт перестройка
в рядах палачей!
Безвинно убитых
оплакала Грузия
у Времени
на плече… (29.04.89 г.)

Над болями нашими,
над утратами –
ореол всенародных святынь…
За молчащами Куропатами
в скорбный колокол
бьёт Хатынь.
Нужно вслушаться в звуки печальные,
если правду услышать хотим;
и набатно усилит Хатынь
Куропат
гробовое молчание… (14.05.89 г.)

Который год свободы не видать!..
А лагерь дремлет по соседству с бором,
и ночь темна,
и за глухим забором
свобода – вот она –
рукой подать!..
Бежать! –
мечта прокуренных ночей…
И не напрасно с башенного крана
изучены ограда и охрана
до самых незаметных мелочей…
Обдуман план. И на подхвате ЗИЛ.
Настил набросан поперёк канавы.
И – в лобовую, сколько будет сил!
И попытайтесь удержать, канальи!..
Не подвели бы лишь мостки настила,
да пуля-дура с дуру не настигла,
да лес помог укрыться от собак,
иначе дело беглеца табак!..
Вперёд – за неизведанной судьбой,
врываясь в будущее на предельной скорости
все прежние и промахи, и горести
небрежно оставляя за собой!..
Отважный риск не пропадает даром.
И разомкнулся строй бетонных плит;
гремит бетон, ломаясь под ударом,
и на свободу дерзкий путь открыт…
Теперь – стрелой!
Беглец уже на воле,
свершились потаённые мечты…
как крысы, в зоне мечуться менты…
Ищи – свищи,
ловите ветра в поле!
Не подвели его мостки настила,
и пуля-дура сдуру не настигла,
и от погони лес помог уйти…
И будь здоров!
Счастливого пути! (15.09.72)

Идут жестокие года –
за сроком срок, –
и жизнь уходит, как вода
в сухой песок…
Таланты были и поклонницы,
и были дерзкие мечты…
А жизнь к закату низко клонится
среди придонной суеты.
Мечусь по замкнутому кругу
в своём кругу –
за сроком срок –
на горе другу,
на смех врагу.
Как будто в роковой окружности
меня злой дух заколдовал…
И больно вспомнить о ненужности
всего, что в жизни создавал.
Ни пользы нету, ни вреда
от выстраданных строк…
А жизнь уходит, как вода
в сухой песок. (17.12.88 г.)

И бредилось возвышенными грёзами,
и верилось в причудливый обман,
и счастье виделось
большим и розовым,
прозрачно-невесомым, как туман...
Но налетели жизненные грозы
и размели надуманную блажь,
и оказалось, что пустые грёзы –
сплошной шизофренический мираж.
А жизнь несёт, несёт меня сквозь годы,
бросает на крутые виражи,
и штормовые ветры непогоды
вчистую разгоняют миражи.
И всё-таки ещё живёт романтика,
хоть, сорванная яростью грозы,
былых мечтаний праздничная мантия
уныло стынет в будничной грязи.
Но никуда я от себя не денусь,
по-молодому грежу наяву;
пока живу, на лучшее надеюсь,
пока надеюсь, я ещё живу!
Мечта моя утерянная,
где ж ты?..
Ищу тебя и верю, что найду,
…и лишь когда исчезнут все надежды,
тогда и сам в небытие уйду… (24.12.88 г.)